Из эксклюзивного интервью Геннадия Корбана изданию «Гордон» (интервьюерки Алеся Бацман и Наталья Двали):
– Вам не кажется, что Майдан привел в политическую верхушку много новичков, которые не оправдали надежд?
– Майдан вынес на поверхность очень много мусора. В том-то и проблема, что за две революции в Украине так и не сменилась политическая элита, а эта полная смена очень нужна.
– Еще Украине нужно сменить олигархическую элиту, точнее, избавиться от нее.
– А какие проблемы с олигархами? Я их не вижу.
– Например, олигархи приватизировали или взяли под контроль крупнейшие стратегические государственные предприятия, платят смехотворные налоги в бюджет, а прибыль уводят в оффшоры.
– Так надо провести демонополизацию, а не деолигархизацию, о которой все говорят, не понимая сути этого термина. Нужно запустить работу Антимонопольного комитета и дать государству преимущество в праве выкупа актива любой стратегической отрасли. Так было сделано в послевоенной Франции, Германии, Италии и так далее.
Если завтра условный Ахметов встанет не с той ноги и заявит: "Что-то устал я уголь поставлять на украинские энергокомпании", – наш премьер-министр тут же скажет: "Ринат Леонидович, может, вам надо чего-нибудь, например, дополнительные преференции?" Но если у государства будет реальный законный механизм стать в любой момент собственником, ни с кем не придется созваниваться и торговаться, достаточно ограничить права и влияние олигархов.
– Удивительно слышать это от представителя мощнейшей финансово-промышленной группы "Приват"…
– Безусловно, цель любого бизнеса – монополия, но я хочу работать не на бизнес, а на государство.
– Так хотите, что готовы наступить самому себе на горло и перекрыть серьезные доходы?
– Не просто готов, даже поговорил о демонополизации с разными олигархами. Так и сказал: "Ребята, мы же хотим спокойно ходить по улицам?"
– И что ребята ответили?
– Согласны, но с условием, что правила игры будут одинаковы для всех. Должен быть закон, касающийся стратегических и валютоприносящих отраслей: горно-рудной, химической, нефтегазовой, оборонной, угольной, энергетической и телекоммуникационной. Государство должно сказать: "Уважаемые господа олигархи, мы принимаем закон, согласно которому в течение года вы обязаны через публичные рынки продать контрольный пакет. Можете оставить себе 25%, чтобы сохранить право на управление". Если через год олигархи не выполняют этот закон, вступает в силу другой, по которому государство имеет полное право скупить контрольный пакет. Вот это называется настоящей деолигархизацией. И они на это согласны.
– Кто конкретно согласен?
– Я говорил с Коломойским, Ахметовым, Пинчуком. С Фирташем не говорил, я с ним не общаюсь. Все согласны, если подход будет одинаковый ко всем, а не как сегодня. Ну нет другого выхода, иначе конец всему, а так ребята выйдут в деньги. Осталось убедить только одного украинского олигарха – Порошенко. Хотя если честно, то он недавно стал олигархом в классическом понимании этого слова.
Думаю, Ахметов платит за то, чтобы его имущество на Донбассе не трогали
…
– Незадолго до президентских выборов мая 2014 года Порошенко приехал к нам в Днепропетровскую область, был крайне приветлив, консультировался, как разрулить ситуацию на Донбассе. Мы же были глубоко в материале и к тому времени тихо и без жертв освободили четыре района Донецкой области и город Мариуполь, вывесили там украинские флаги. Мы создавали пояс безопасности прежде всего для Днепропетровской области.
– Что вы сказали будущему президенту Украины?
– Что категорически нельзя действовать военными методами. Коломойский прямо говорил Порошенко: "Если развяжете полномасштабную войну, заведете артиллерию, получите симметричный ответ от России, потому что граница открыта". Нужно было действовать другими методами: потихоньку продвигаться вглубь, подкупать, стравливать местные банды, даже отдать им кусок пирога, но с одним условием – украинский флаг. Тем более что тогда очаг войны был в Славянске, где сидел Гиркин, а в самом Донецке и Луганске все было более-менее.
– Ну как "более-менее", если к концу весны 2014 года и в Донецке, и в Луганске были захвачены почти все административные и правоохранительные здания, не прекращались пророссийские митинги "за федерализацию"?
– Поймите, на Донбассе феодальный строй, жители были рабами, которых нещадно эксплуатировали три–пять человек. Как только они сбежали, образовался вакуум, а значит, была возможность поднять остатки местных элит, сказать им: "Хотите занять место? Занимайте. Но только под украинским флагом".
Я считаю, что весной 2014-го на Донбассе вообще не было российского влияния, а был своеобразный донецкий Майдан против феодализма. Безусловно, работали российские спецслужбы, но их можно было подавить, как мы это сделали в Днепропетровске, Харькове, Запорожье и Одессе. Да, на Донбассе были бы потери, но абсолютно не сопоставимые с сегодняшними. Это не был бы конфликт с артиллерией, танками, авиацией…
Нам мешали политики со своими амбициями. Да, Украина оказалась в том положении, в котором оказалась, ну, так учитесь разговаривать, снимите корону, ведите переговоры, разъясняйте народу, что будет в случае развязывания полномасштабной войны! Мы не хотели нести ответственность за жертвы, поэтому за каждую жизнь боролись самозабвенно. Нужно всегда оставаться человеком, а не мнить себя Наполеоном и проводить типа победный наступательный марш в исполнении полудурка Гелетея.
– Но есть другое мнение: если бы не активная наступательная фаза АТО летом 2014 года, российские танки давно бы по Киеву ходили.
– А эти другие мнения от кого именно звучат? От тех, кто там был? Мы находились в непосредственной близости от конфликта, кожей чувствовали войну и ощущаем ее до сих пор лучше, чем кто-либо, сидящий в Киеве.
– К слову, о министре обороны Украины Валерии Гелетее, занимавшем этот пост с июля по октябрь 2014 года. Он обвинил вас, тогда заместителя губернатора Днепропетровской области, в планировании операции по взятию Иловайска. А начальник Генштаба Муженко заявил, что "попытка зайти в Иловайск – это личная инициатива добровольческих батальонов", приказа не было.
– Вранье. Я даже знаю, как возникла идея с Иловайском. На заседании СНБО, где сидел верховный главнокомандующий вместе со своими "паркетными" генералами. Они махали руками возле карты, понимали, что сил на освобождение Донбасса нет, но решили: "Ну, давайте хоть Иловайск возьмем".
– Тем не менее, вы провели 5 августа 2014 года в Днепропетровске совещание с командирами добровольческих батальонов и поддержали план по заходу в город. Странная логика: с одной стороны, вы говорите, что самозабвенно боролись за каждую жизнь, а с другой, понимая безнадежность взятия Иловайска, согласились на операцию.
– Логика была простой, ко мне пришел генерал Хомчак и сказал: "У меня приказ, 5 августа я должен зайти в Иловайск, но у меня нет войск". Я позвонил Турчинову и Авакову: мол, такая ситуация, Порошенко с Муженко поставили задачу войти в Иловайск, а войск нет.
– Что ответили секретарь СНБО Турчинов и глава МВД Аваков?
– Они иронично называли меня фельдмаршалом, спросили: "Ну что предлагаешь, фельдмаршал?" Я предложил батальоны. Аваков попросил, чтобы ему отдал приказ Муженко. Хомчак при мне позвонил Муженко, а тот – Авакову: мол, дайте шифрограмму привлечь такие-то батальоны. Это был приказ, на операцию были официально откомандированы четыре батальона: "Днепр", "Донбасс", "Азов" и "Шахтерск", – потом прислали еще 100 человек из "Миротворца".
– То есть письменный приказ Генштаба о зачистке Иловайска был?
– Конечно, я передал его в следственные органы.
– Но почему вы согласились на операцию, понимая, чем это может обернуться?
– Иначе бы там полегли абсолютно все батальоны: и добровольческие, и те, что под армией. Иловайская группировка насчитывала около 1200 человек. Хомчак говорил: "У меня приказ, я пойду по-любому". Я понимал безвыходность ситуации: надо было либо резко нападать, получив шанс отбить город, либо гарантированно положить там все батальоны вместе с генералом.
– В итоге военная прокуратура озвучила одну из причин провала операции: якобы добровольческие батальоны в самый ответственный момент покинули свои позиции.
– Я один из немногих, кто знает правду. Покинули не все, но об этом пусть пишут историки. Часть просто струсили. Если "Шахтерск" хоть попытался повоевать, но после гибели нескольких человек развернулся и ушел, то некоторые батальоны не провели ни одного боя, только перед камерами красовались.
– А нам комбаты рассказывали, что вы лично обещали каждому от 50 до 300 тысяч долларов за взятие Иловайска. Более того, когда "Азов" в последний момент отказался от операции, командир батальона Андрей Билецкий вернул вам 300 тысяч.
– Во-первых, мне никто ничего не возвращал. Во-вторых, я "Азову" ничего не давал. Помимо материально-технической помощи в виде транспорта, касок, бронежилетов, кровоостанавливающих бинтов, мы действительно иногда стимулировали солдат, потому что от государства они получали копейки. Но это была наша добрая воля.
– По какому принципу прерывалось денежное "стимулирование" того или иного батальона?
– Мы стимулировали тех, кто выполнял боевые задачи, поставленные Генштабом. Сейчас помогаем фронту сухпайками, средствами защиты, воду возим, проводим обучение по оказанию первой медицинской помощи, доставляем радиосвязь и планшеты.
Я звонил подонку Гелетею, орал: "Я тебя, сволочь, на первом столбе повешу!"
– Это правда, что вы благим матом крыли комбатов, чьи батальоны, поняв, что Иловайск станет мясорубкой, вышли из операции?
– Я сказал: "Вы трусы и предатели, пошли вон отсюда!" Тогда часть Иловайска уже заняли "Донбасс" и "Днепр", они держали оборону, но им не хватало сил, потому что артиллерия не лупила по той части города, где были сепаратисты. Некоторые батальоны пришли с видеокамерами, попозировали, развернулись и ушли с возом награбленного. Они не помогли своим побратимам, оставили их умирать.
Я вам передать не могу, какой ценой, какими унижениями я вытаскивал ребят из окружения, а потом из плена. В плен попало прилично людей, я их вытащил – всех 659 человек. Главарь "ДНР" Захарченко хоть договороспособный был, а психопат Царь, типа их министр обороны, орал мне в трубку: "Да бля, мы их ща всех тут нахер положим". Я отвечал: "Понимаю, но у меня нет с ними связи, дайте связь". Царь опять: "Замочим нахер". Я опять повторяю: "Дайте связь, я поговорю, чтобы ребята сложили оружие".
Надо было сохранить жизни людей, наши стояли в окружении без боеприпасов, без еды, без воды и связи. Никто же никаких резервов не подал. Муженко послал роту, она подъехала в Старобешево, и ее в упор расстреляли. Я тогда понять не мог: куда целая рота делась? Но позвонил человек аж из Волновахи: мол, я из такой-то бригады такой-то роты, нас посылали на подмогу, но в живых осталось шесть из 120 человек.
– Как вы пленных вытаскивали?
– Разные были варианты: где-то платили, где-то пленного на пленного, один раз даже на качели поменяли.
– Какие качели?
– Настоящие детские качели. Я сам охренел, когда Безлер, с котором мы вели обмен, сказал: "В Горловке парк, хочу детские качели поставить". Я ответил: "Вопросов нет, отдай людей". Он согласился, в итоге мы вернули 20 наших пленных. Самый дорогой обмен? Не помню, никто тогда деньги не считал, надо было наших вытаскивать.
Вы меня допрашиваете, будто я начальник Генштаба, а я тогда замом губернатора был. Почему-то именно моя разведка, а не Генштаба, сообщала, что в Иловайске серьезные бетонные укрепления. Я еще в середине августа позвонил Хомчаку: "Выводи людей немедленно". Шли бои, можно было спокойно уйти, а не попасть в котел. Хомчак мне отвечал: "Я без приказа не могу, мне нужна шифрограмма от Муженко". Я звонил подонку Гелетею, орал: "Я тебя, сволочь, на первом столбе повешу!". Звонил Турчинову: "Я вас умоляю, скажите президенту, что будет трагедия, пусть немедленно даст приказ на отход всем". Но опять у них политика, амбиции…
– А Надежду Савченко и Олега Сенцова, которые содержатся в российских тюрьмах, смогли бы обменять?
– Я бы точно договорился. Хотя, по моим ощущением, с Савченко была умышленная ситуация.
– С чьей стороны?
– Когда Надежда попала в плен в Луганске, у меня была договоренность с Безлером обменять ее на троих сепаратистов, которые содержались в СБУ в Киеве. Я с сестрой Савченко Верой приехал в Администрацию Президента, практически убедил Порошенко.
– А почему президента надо было убеждать вытащить из плена украинского бойца?
– Порошенко тогда вообще не понимал этих обменов, был от них далек. Он меня спросил: "И как ты себе это представляешь?" Я сказал: "Везете троих сепаров в суд, он меняет им меру пресечения на домашний арест, отдаете их мне, я меняю на Савченко". Сепаров даже в суд повезли, но в последний момент пришла команда сверху: "Стоп, меняться не будем". Я тогда главе Администрации Президента Борису Ложкину в присутствии Веры сказал: "Тогда вам придется освобождать Савченко с помощью ООН, потому что из нее сделают великомученицу".
– Крым мы тоже "умышленно" сдали?
– Конечно, никто же не сопротивлялся. И виноваты в этом амбиции и растерянность руководства, нежелание брать на себя ответственность. У нас был разговор с Турчиновым, он весной 2014-го был исполняющим обязанности президента. Турчинов мне говорил: "Я с Константиновым и Аксеновым разговаривать не буду". Ты что, дурак? Ну как это "не буду"?! Чтобы сохранить страну, нужно со всеми переговоры вести, даже если они не самостоятельные фигуры, а марионетки Кремля.
Мы – другая команда, не боимся ответственности, в экстренной ситуации мобилизуемся, вытягиваемся, как струна, и действуем. А люди, которые всю жизнь были политиками, оказавшись в патовой ситуации, становятся абсолютно недееспособными. Боятся, оглядываются, дергаются, что с ними завтра будет, в чем обвинят, что скажут. Мы об этом не думали.
– В начале войны те, кто не верили, что на Донбассе российские войска, требовали доказательств. Например, паспортов россиян. Почему вы их не обнародовали, тем более, что активно участвовали в обмене пленными?
– Потому что жизнь людей важнее, а обнародование паспортов могло повредить обмену. Доказательств без того было предостаточно, они все были в СБУ. Но наверху не особо хотели их афишировать, иначе пришлось бы объявлять войну, вводить военное положение, а не прикрываться АТО.
– Вы обвиняете добровольческие батальоны в мародерстве и дезертирстве, хотя многие убеждены, что именно группа "Приват" активно подпитывает недовольство добробатов властью.
– Да бросьте, это вранье. И не относитесь ко всем добровольцам с придыханием. Многие из них были мародерами. Я это первый понял, но закрыл глаза, потому что шла война, а потом сказал Авакову: "Надо переводить добровольческие батальоны в Нацгвардию или армию, вводить жесткую дисциплину, потому что они чернопиджачники". Бывало так, что заходили в какой-то населенный пункт и вывозили все: стиральные машины, телевизоры, холодильники, ковры. Колонны из 70 машин, набитых награбленным, везли. Знаете, кто реально воевал без всякого стимулирования? Правосеки! Настоящие бойцы – убежденные, мотивированные, с ними было просто, мы их очень оберегали.
Знаете, в чем проблема украинских политиков? Они думают своими рейтингами, а не государственными интересами. А мы, когда возглавили Днепропетровскую область, не рейтингами рассуждали, а делали то, что должны, пусть разными методами. Нам было наплевать на рейтинги, и они почему-то все равно росли.
…
– … Цель Майдана была в переустройстве государства, в новых правилах, одинаковых для всех, в том числе для президента. Если честно, ситуация вокруг "Укртранснафты" – лишь следствие, конфликт начался гораздо раньше, когда шли выборы в парламент.
– То есть с конца октября 2014 года, за полгода до скандала вокруг "Укртранснафти"?
– Мы охренели, когда вассалы президента приехали в Днепропетровскую область и те районы Донецкой области, которые мы освободили, и начали торговать округа.
– Что значит "торговать округа"?
– Они прямо говорили: мол, если хочешь, чтобы твой кандидат выиграл в округе, – плати полтора миллиона долларов, мы обеспечим админресурс и все дела.
– Но ведь вы никогда не скрывали, что использовали все методы, чтобы удержать Днепропетровскую область. Почему же возмущаетесь, когда другие, чтобы удержать страну и не допустить реванша регионалов, поступают так же?
– То есть мы сражались за то, чтобы в Украине все было так, как последние 24 года? Мы сутками пахали, вытаскивали пленных, трупы, останки бойцов, с утра до вечера поддерживали фронт, выстраивали линию обороны… И когда к тебе приезжают со словами "полтора миллиона за округ" – хочется взять пистолет и убить эту мерзость. Мы не ожидали такого услышать, искренне верили, что все будет по-другому. Пусть это звучит наивно, но мы верили! Да, мы матерые бизнесмены, жившие и работавшие в этой стране по тем правилам, которые были. Но это не значит, что правила не надо менять.
– Вам не кажется, что в условиях внешней агрессии ваши регулярные нападки на Порошенко выглядят не как здравая критика, а как личная месть?
– Мы не враждуем с президентом. У нас есть право на собственное мнение. Мы за Украину, мы не хотим ни с кем конфликтовать, не хотим никаких переворотов. Но мы не согласны с внешней и внутренней политикой Порошенко, с тем, что он узурпирует власть, не наказывает тех, кого должен. Люди хотят возмездия. Во все времена граждане отдавали часть своих доходов и свобод государству взамен на защиту и справедливость. Вот сакральная суть власти, которую Порошенко не понимает, потому что оказался государственным деятелем не того масштаба.
Когда Коломойский весной 2014 года обозвал Путина шизофреником, тот сразу начал атаку на наши активы. И у нас забрали в Москве и Крыму все: банки, гостиницы, заправки. Но мы не жалуемся и не требуем компенсации, понимаем, на что шли. А у президента, извините, до сих пор фабрика в России работает и платит налоги врагу!
– Больше "приветов" от Путина не было?
– Нет. Мы действительно нарушили планы Кремля, Путин не ожидал такого игрока, как Коломойский. В начале 2014 года Украина была абсолютно открыта для врага: ни границ, ни власти, ни милиции – только войди. И Путин вошел, но наткнулся на нас.
– Кому и как пришла идея поставить Коломойского на Днепропетровск?
– Коломойский сам вышел на Турчинова, сказал: "Мы готовы, назначьте меня губернатором Днепропетровской области, Ахметова – Донецкой, Таруту – Луганской, Пинчука – Запорожской, Новинского – на Крым, Ярославского – Харьковской". Идея была проста: богатые люди должны взять на себя ответственность за страну, иначе потеряют все. Но никто, кроме Коломойского и Таруты, не согласился.
– Правда, что состоятельные переселенцы из Донецкой и Луганской областей должны были платить дань руководству Днепропетровской госадминистрации?
– Чушь! Наоборот, мы сами создавали им режим наибольшего благоприятствования, чтобы они переводили свой бизнес в область. Сказать, кого мы раскулачивали? Бывших регионалов, которые вывозили из оккупированных территорий свои шикарные авто. Ребята на блокпостах проводили с ними социальный эксперимент по установлению справедливости. Деньги направлялись в благотворительный фонд, из которого финансировались все мероприятия по защите, но это были разовые случаи.
– А нам рассказывали, что часть батальонов должна была обслуживать личные бизнес-интересы днепропетровского руководства.
– Абсолютное вранье. Мы ничего не отжимали. Нет, вру! У Царева отжали все, потому что он – враг государства.
– Янукович или его соратники на вас выходили?
– Только Курченко, он звонил Коломойскому, а тот над ним активно издевался. С остальными вообще никаких контактов не было. Хотя мне один раз с московского номера позвонил Клименко. "Здрасьте, это Клименко". – "Ну я рад, – говорю. – Чем обязан?"
– Что от вас хотел глава Министерства доходов и сборов при режиме Януковича?
– У него в Днепропетровской области кто-то отжимал сельхозпредприятие. Клименко говорил: "Вы же теперь замгубернатора, помогите, происходит отъем. Я же вас никогда не трогал, когда был наверху?" Я ответил: "Не трогали, это правда. Но вы – враг государства, по вашей милости мы каждый день теряем людей, территорию. Это вы с вашей бандой закрутили. Но я гарантирую, что деньги от продажи вашей собственности пойдут на благое дело". Клименко молча положил трубку.
(…)
– В Чернигове по-прежнему раздают продуктовые наборы от имени вашей партии?
– Нет, мы сейчас помогаем только ребятам на передовой, как и делали с начала войны. У меня на черниговских выборах в какой-то момент произошел внутренний надлом. Я столкнулся с такой бедой, которую не могу передать словами.
– О чем вы говорите?
– Об обычных людях, избирателях, которых увидел в Чернигове. В отличие от других политиков, я пошел к людям, в самый низ, туда, где они не живут, а существуют.
– Вы выросли в советской коммуналке и не знаете, что такое бедность?
– В СССР не было такой нищеты, все были в равном положении, у всех был примерно одинаковый уровень жизни. У нас в регионах кошмарная нищета, люди буквально выживают. Одна женщина умоляла меня забрать ее детей, потому что больна раком, не может лечиться, а одна процедура стоит 12 тысяч гривен. Она мне говорит: "Я умру через три месяца, у меня двое детей, заберите". У меня сердце разрывалось. И таких историй тысячи. Я иногда не выдерживал встреч с избирателями, выходил, чтобы побыть одному и прийти в себя. Совершенно невозможно пережить беду и нищету, в которую загнали людей. Я оплачивал им лечение, кому мог – помогал.
Всю систему нужно срочно менять, иначе мы не дойдем в Европу, некому будет идти. Народ надо сначала накормить, вылечить и защитить, а после, блин, куда-то вести. Люди, особенно в маленьких региональных городках, не то что идти, ползти уже не могут от полной безысходности. Я вообще не понимаю, как власть сидит в своих кабинетах и не видит очевидного: народ загнан, нужно срочно менять систему, иначе мы убьем собственных людей.
…
– Вы ожидаете очередного российского наступления на Донбассе?
– Конечно. Сейчас Россия чуть ослабила хватку, потому что у нее более интересные дела в Сирии. Но Путин натянул Петра Алексеевича на свою руку, как тряпичную куклу, и заставил играть в своем кукольном театре.
– На переговорах с Россией рядом с Порошенко были Меркель и Олланд. Они тоже тряпичные куклы?
– Да поймите вы, что у Путина уже не будет проблем в Украине, потому что он заставил Порошенко пойти на Минские соглашения. Как заставил? Сыграл на слабости и мягкости Петра Алексеевича. Если завтра Путин скажет "фас!" боевикам в "ДНР"/"ЛНР", они рванут, они готовы.
(…)
